Дорогая мама, - начал он. - Похоже, что нашей семье пришел конец Боссе и Бетан больны какой-то тиной и их увезли в больницу а меня езолировали это совсем не болно но я конечно заболею этой тиной а папа в Лондоне жив ли он теперь не знаю хотя пока не слышно что он заболел но наверно болен раз все наши больны а ещё у нас печка есть тёплая я так люблю на ней отдыхать здоровье-то у меня не очень то лапы ломит то хвост отваливается потому что, дорогая мама, жизнь у меня была сложная полная лишений и выгоняний но сейчас всё по-другому и колбаса у меня есть и молоко парное стоит в мисочке на полу мне мышей даже видеть не хочется я их просто так ловлю для развлечения на удочку или пылесосом а днём я люблю на крышу вскарабкаться глаза вытаращу усы расправлю и загораю как ненормальный на солнышке облизываюс я скучаю по тебе как ты себя чувствуешь ты очень больна или не очень разговаривать я могу толко с Карлсоном но я стараюс говорить поменьше потому что ты будеш волноваться а тебе надо покой говорит домомучительница она не болна и Карлсон тоже но и они скоро заболеют прощай мамочка будь здорова.
Комментарии
"Дорогой господин царь Швамбрании!
Вы себе даже не можете вообразить, что со мной произошло! Вы, конечно, не поверите, но только что я собственными глазами видел настоящий действующий вулкан..."
Царь остановился, немного поторговался со своей совестью и решительно прибавил: "Он извергался!..
Как вы поживаете? Мы поживаем ничего, слава богу, вчера у нас вышло сильное землетрясение, и три вулкана вергнулись. Потом был ещё сильный пожар во дворце и сильное наводнение. А на той неделе получилась война с Кальдонией. Но мы их разбили наголо и всех посадили в Плен. Потому что бальвонцы все очень храбрые и герои. А все швамбраны дураки, хулиганы, галахи и вандалы. И мы хотим с вами воевать. Мы божьей милостью объявляем в газете вам манифест. Выходите сражаться на Войну. Мы вас победим и посадим в Плен. А если вы не выйдете на Войну, то вы трусы, как девчонки. И мы на вас презираем. Вы дураки.
Передайте поклон вашей мадам царице и молодому человеку наследнику.
На подлинном собственной ногой моего величества отпечатано каблуком Бальвонский Цар".
- Это очень легко, - сказал Арамис. Он кокетливо сложил письмо и надписал: "Монсиньору Кадичелли, Ватикан".
Три друга, смеясь, переглянулись: их уловка не удалась.
Луч света озарил вдруг разум хозяина, который посылал себя к чёрту, не находя ничего.
- Письмо не потеряно, - сказал он.
- А! - сказал д’Артаньян.
- Нет, его у вас взяли.
– Его взяли, а кто?
– Вчерашний дворянин. Он ходил в кухню, где лежал ваш камзол, и был там один. Я держу пари, что он украл письмо.
— Нет, право, забыл. Или я во сне видел? Постой, постой! Да что ж сердиться! Если бы ты, как я вчера, выпил четыре бутылочки на брата, ты бы и забыл, где ты лежишь. Постой, сейчас вспомню!
Петрицкий пошел за перегородку и лег на свою кровать.
— Стой! Так я лежал, так он стоял. Да-да-да-да... Вот оно! — И Петрицкий вынул письмо из-под матраца, куда он запрятал его.
Вронский взял письмо. Это было то самое, что он ожидал, — приказ, весь уснащенный доводами пользы как датской, так и английской державы, чтоб тотчас по прочтеньи, без задержки, положить под бочку с дождевой водой... - и так далее.